Запретные мечты [Очарование золота] - Дженнифер Блейк

Потом до ее слуха стали доноситься приглушенные голоса, она видела неясные очертания фигур приходящих и уходящих людей. Натан, склонившись над ней, что-то говорил или просто держал ее за руку. От горячих напитков и жара, исходящего от стен, словно от адских печей, у нее появилось ощущение лихорадки. Потом ее бросило в холод, стал мучить сухой кашель, ей стало трудно дышать, как будто у нее на груди лежало что-то очень тяжелое. Вслед за этим по всему телу пробежала волна невыносимой боли, ударявшей в виски и разрывавшейся, как мыльные пузыри, когда экономка переворачивала ее в кровати. Перед ней то появлялся, то исчезал какой-то мужчина в черном, Натан кричал внизу в холле. Потом наступила темнота, сменявшаяся иногда короткими тусклыми сумерками.

Постепенно, очень медленно, Сирена проснулась. Комнату заливал свет полуденного солнца, проникавший сквозь шторы из прекрасного бельгийского шелка. Изящные золотые занавески с бахромой, казалось, полыхали под его беспощадными лучами. Ковер играл всеми цветами радуги, в его узоре причудливо сплелись розовый, зеленый, кремовый и золотистый оттенки. Стены были оклеены обоями с золотыми, зелеными, розовыми и шоколадно-коричневыми прожилками. На потолке виднелись завитки маргариток, нарисованных на бледно-зеленом фоне. В центре комнаты с потолка свисала люстра из розового богемского стекла. В углу стояла широкая ширма, обшитая по краям золотой каймой на французский манер. В камине из розоватого мрамора, расположенного между окнами, потрескивал веселый огонек. В комнате возвышалось бюро из орехового дерева в стиле ренессанс с огромным зеркалом, покрытым с обратной стороны амальгамой, с резными завитушками на дверцах, с множеством полок, уставленных разнообразными фигурками собачек из стаф-фордширского фарфора. Ложе Сирены тоже оказалось выполненным в том же стиле.

Сирена лежала посреди большой кровати под несколькими одеялами. Сверху ее накрыли шелковым лоскутным одеялом с бархатными вставками. На закрывавшей грудь простыне она увидела вышитые инициалы, столь замысловато переплетавшиеся, что Сирена так и не смогла разобрать, какие это буквы.

Неожиданно у нее на глазах выступили слезы и потекли по щекам. Она подняла руку, чтобы вытереть их, но это стоило ей огромных усилий. Пальцы казались совсем белыми и тонкими, словно у покойницы. Она принялась разглядывать свои почти прозрачные руки, когда дверь тихонько отворилась.

В комнату вошла знакомая с виду женщина, но Сирена никак не могла вспомнить ее имени.

— Значит, вы проснулись, дорогая? Очень хорошо, — сказала она, приблизившись к постели и взяв Сирену за руку.

— Да, — ответила Сирена, посмотрев на женщину с некоторым удивлением.

— Вы сейчас выглядите намного лучше. У вас на щеках даже появился румянец.

Сирена облизнула сухие потрескавшиеся губы.

— Простите… — начала она.

— Вы не знаете, кто я такая, да? Меня зовут миссис Энсон, я экономка мистера Натана Бенедикта. В ту ночь, когда он вас сюда привез, вы были очень больны. Вы находитесь у нас в Бристлеконе уже больше двух недель.

— Больше двух недель, — прошептала Сирена, — не может быть.

— Вы сильно простудились, можно сказать, обморозились. У вас началось воспаление легких. Вы настолько ослабли, что потеряли сознание…

— Но… но мой ребенок… — простонала Сирена с исказившимся от нестерпимой боли лицом.

— Ой, дорогая, какая же я глупая, все болтаю и болтаю, а о самом главном так и не сказала, вы же не приходили в себя несколько дней и ничего не знаете. Ваш ребенок родился неделю назад. Чудесный здоровый мальчик.

К глазам Сирены вновь подступили слезы, но теперь это были слезы радости.

— Можно… Мне можно на него посмотреть?

— Что за вопрос? Конечно, можно. Он у няни, это совсем рядом, вторая дверь отсюда. Сейчас я вам его покажу.

Вскоре другая женщина принесла запеленатого младенца. Няня оказалась совсем молодой, почти девочкой, с каштановыми волосами и скромной улыбкой. На ней, как и на миссис Энсон, было платье из черной бумазеи, фартук и кружевная наколка.

Экономка вошла следом. Ребенка поднесли к кровати, чтобы мать могла его как следует рассмотреть.

— Миссис Сирена… Надеюсь, вы не станете возражать, если я буду вас так называть? Мистер Бенедикт велел мне теперь обращаться к вам именно так… А это Мэри. Ее наняли нянькой и кормилицей для вашего малыша, вы были так больны и слабы, что не могли кормить его сами.

Сирена улыбнулась девушке и откинула одеяла, освобождая место для ребенка. Забыв обо всем, кроме укутанного в теплое одеяльце младенца, она распеленала его и принялась гладить розовые шелковистые ручки, прекрасную головку, маленькие ушки, целовать его в красивые, необыкновенно длинные ресницы, темные кудрявые волосики.

— Не может быть, — шептала она.

Услышав ее голос, малыш открыл глаза. В этих загадочных серо-голубых глазках Сирена увидела выражение удивления вместе с любопытством, разглядела в них отражение собственных глаз.

Неожиданно он нежно заворковал и потянул к себе конец одеяла. Сжав маленькие пальчики с похожими на миндаль ноготками в кулачок, он попытался поднести ручку ко рту.

— Прелестный малыш, — сказала миссис Энсон, широко улыбаясь. — Мы все в него просто влюбились; Мэри, моя дочка Доркас, я сама. А мистер Бенедикт, тот вообще просто без ума от него! Он готов носить его на. руках целый день. Он только слегка хмурится, когда малыш намочит ему костюм.

Сирена улыбнулась.

— Можно, он немножко полежит со мной?

— Конечно. Он же ваш, хотя мы все готовы считать его своим. Он такой милый и так хорошо себя ведет, но если он начнет волноваться, позовите Мэри, позвоните два раза, она придет и покормит его. Ах да, кстати, Мэри. Надеюсь, она останется у нас. Она хорошая девушка, и ей нужна работа. Ее муж и ребенок погибли три недели назад во время крушения; поезд сошел с рельсов. Мэри осталась жива, но она потеряла ребенка, а ваш малыш помог ей пережить горе, она с радостью будет кормить его, ведь у нее много молока.

Сирена посмотрела на девушку. Мэри склонилась над ребенком, отдав ему на растерзание палец, и улыбалась так, словно ничего не слышала.

— Не беспокойтесь, если вам кажется, что я болтаю лишнее. Она ничего не слышит с двух лет. Хотя может определить, когда ребенок плачет, она как-то чувствует это по движению воздуха. И она никогда не спускает с него глаз, так что вы можете не волноваться насчет того, что за ним будут плохо следить. Правда, Мэри может избаловать малыша вконец.

— Я не против, — сказала Сирена спокойно. — В будущем его ждет еще много трудностей. А что касается Мэри, я не знаю, сколько она сможет со мной оставаться. Я… Я не смогу ей платить, и мне не хочется, чтобы Натан… мистер Бенедикт брал это на себя. Я… — неожиданно Сирена закашлялась.